Когда Кевин закончил, в комнате повисла гробовая тишина. Я еще несколько минут молчала, а потом тихо ответила:

– Я не хочу ни на кого подавать в суд. Я его прощаю. Бог ему судья. Я только хочу вернуться домой, в Россию.

– Я понимаю, как это тяжело, – сказал Кевин. – Но я должен показать вам еще несколько документов, Мария.

И он протянул мне толстую пачку бумаг с электронными сообщениями Пола, где он в красках описывал наличие у него некой связи с Россией, высокопоставленных контактов, которые, по его словам, могли бы быть выгодны новой администрации Трампа. Так он, освоив мастерство продажи воздуха, продавал меня и мои несуществующие (он об этом прекрасно знал) контакты с российской властью своим несчастным инвесторам, которые теряли деньги, развесив, как говорится, уши. Я никогда не видела этих сообщений, правда, об одном из них узнала еще до ареста – из американских газет, но тогда Пол это объяснил враждебностью прессы и неизменным передергиванием. Мне хотелось верить ему, а потому я заглушила в себе остатки разума, и тема была закрыта.

Кроме сказок о политических связях, которые у меня якобы были, в части сообщений он просил наших американских друзей, с которыми я на почве общих философских взглядов, ничего не подозревая, вела долгие беседы об истории и важности мира между двумя державами, помочь мне, бедному гонимому диссиденту, деньгами. Впрочем, как несложно догадаться, об этом я тоже не знала и этих денег никогда не видела.

– Мария, думаю, мы обнаружили только часть совершенных им действий. Лишь некоторые из этих людей обратились к нам за помощью, но, полагаю, масштаб был намного больше, – продолжил Кевин, когда я закончила читать. – Я понимаю вашу боль, но, повторюсь, мы посчитали, что вы имеете право знать правду.

– Спасибо, Кевин, – тихо сказала я. – Как говорят у нас в России, лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Такие уж мы, русские.

– Полагаю, что на сегодня достаточно, – Кевин встал. За ним поднялась я и послушно пошла в угол для надевания наручников и кандалов.

Уже через несколько минут я была в своей камере. Железная тяжелая дверь одиночки снова закрылась, но я, пожалуй, в тот день была этому рада, видеть людей у меня больше не было ни малейшего желания. Именно в тот день из открытого жизнерадостного экстраверта-идеалиста я превратилась в закрытого молчаливого социопата. Как говорит один мой мудрый товарищ, «все к лучшему, если мы растем».

На следующий день я попросила Боба запретить наше общение с Полом под предлогом того, что это может повредить ходу моего дела. Он мою просьбу выполнил. Комментарии здесь были излишни. Пол продолжил добиваться разговора со мной, писал мне десятки писем в неделю, звонил моим родителям и сестре. Мои родственники с ним разговаривали, я не могла сказать им правды, и они так и не знали, кем был этот человек, до того самого момента, пока я не прилетела домой в Россию.

В ноябре 2019 года Пол Эриксон признал себя виновным в мошенничестве и отмывании финансовых средств. Прокуратура заявила, что за 20 лет обманным путем он получил от инвесторов более 3 миллионов долларов. За это судья определила ему наказание в виде 7 лет лишения свободы. «Вы вор, и вы предали своих друзей и семью, почти всех, кого вы знаете», – сказала в обоснование своего приговора судья. Он отбывает срок за мошенничество в колонии-поселении. Никаких обвинений, связанных с моим делом, ему не предъявляли.

Вязание

Однажды утром в наше отделение пришла начальница отдела занятости тюрьмы:

– Заключенные! Внимание! Скоро столетний юбилей окончания Первой мировой войны. Нам нужны добровольцы для вязания маковых цветков, которые, как символ праздника, будут размещены в Музее штата Вирджиния.

Вместе с пятью другими заключенными я вызвалась помогать в благом деле, ведь Российская империя и США были союзниками на стороне Антанты в Первой мировой войне. Начальник отделения занятости говорила о подготовке празднования 11 ноября 2018 года. В этот самый день сто лет назад было объявлено о прекращении боевых действий в Европе между странами Антанты и Тройственного союза. С тех пор этот день в США отмечается как День ветеранов.

Символом праздника является красный мак, который был воспет канадским врачом и поэтом, подполковником Джоном Маккреем в стихотворении «На полях Фландрии». Красный цвет символизировал пролитую в боях кровь. Профессор университета Джорджии Мойна Майкл, вдохновившись им, написала свое стихотворение под названием «Надо помнить» и поклялась надевать красный мак в петлицу каждый год в дни памятных мероприятий.

В России день памяти русских солдат, погибших в Первую мировую войну, проводится 1 августа – в день начала Первой мировой войны, но отдельные мероприятия 11 ноября организуются общественным организациями с участием некоторых официальных представителей региональных властей.

Получив пластиковый крючок и две упаковки красной и черной пряжи, я была полна энтузиазма приступить в работе. Но тут система дала сбой: я обнаружила, что напрочь забыла этот навык, который нам прививали на школьных уроках труда на вязании варежек и шарфиков.

– Кассандра, – обратилась я к моей чернокожей подруге, которая с легкостью заканчивала пятый маковый цветок размером не больше ладошки, – можешь помочь?

– Конечно, бро, – хихикнула она. – Смотри.

Через неделю на моем счету было уже около сотни цветков, которые было положено сдавать тюремной администрации: «Забавно, – думала про себя я, – даже в тюрьме я продолжаю борьбу за мир». Успешно справившись с этой задачей, наше отделение получило новую – надвигалась зима, а потому приюту для бездомных требовались теплые вязаные одеяла. В отделение привезли большую тележку с разноцветной пряжей. Я выбрала фиолетовый, желтый и черный для одеяла и белый, синий и красный для кое-чего еще и приступила к работе. Днем в общем зале я вязала фиолетовое одеяло с желтыми поперечными полосками и черной окантовкой, а ночью в камере, как несложно догадаться, российский флаг – из чувства протеста по отношению к происходящему, разумеется. Я была невероятно счастлива, представляя, как мое одеяло согреет какого-нибудь несчастного в холодную зимнюю ночь, а мой маленький, размером не больше ладони, российский флаг, спрятанный в ящике с тюремной униформой, грел душу мне как крупица далекой Родины.

Девочки-заключенные связали с десяток шапочек и варежек для чернокожих малюток, оказавшихся в приюте для бездомных вместе с мамами, которым больше некуда пойти. Каждая вложила в свои поделки всю любовь и заботу, на которую только была способна. Все женщины, собравшись за вязанием в кружок в общем зале, рассказывали истории о своих ребятишках. Наше